12.11.01
Новое слово: пузямистость. Пятый месяц… И это ж надо такому случиться? Я даже еще не начал читать ему Миллера. Генри Миллера. Ему или ей? Не важно. А вы думали сказочки там какие-нибудь, duck-tales. Миллер и только Миллер. Ему должно понравиться. Опять ему. Смирился что ли с мыслью? Хотя мысль была с точностью до наоборот. Просто думаю наоборот, чтобы получилось то, что надо. А что надо? Уверен, что надо именно это? Позади жуткий трехмесячный токсикоз, во время которого мне и самому иногда хотелось сходить и порыгать на пару. Зато сейчас изжога – значит с волосами. Почему меня так трогают женские слезы? Каждый раз, точнее после каждого раза, говоришь себе, что это в последний раз и снова все по новой. Цепляние за утраченную сексуальность. И даже Дуня – такая проверенная и безотказная – и та не у дел. «Поздно, о чем-то думать слишком поздно – тебе я чую, нужен воздух…» Вторые сутки хожу как ошпаренный пэсык – щеки горят. Неужто кто обсуждает? Не верю – кому я нах…р сдался. «Не отпускай меня – вдруг кто увидит». Картина перед глазами – рождение ребенка. Но ребенок не плачет, он живой, он просто не плачет. Взъерошенные волосы и приподнятые бровки – видно, что у него есть какая-то мысль, просто сказать он пока не может. И мы даем ему ручку и бумагу. Дальше все несколько размывается. В смысле – картина… Творожная запеканка с яблочным джемом на основе манки и чайная ложечка, пахнущая луком. Возможно ли такое? Одно в другом – ложечка в запеканке. «Ломай мои пальцы, целуй мою кожу…». То, как и каких женщин мы любим, просто разрывает на части. Они говорят или думают или хотят сказать и все-таки передумывают. «Я хотела стать женщиной, рожденной не из ребра Адама без его ведома, а созданной им самим по его замыслу, образу и подобию потому, что ему потребовалось моё существование». Анаис Нин «Дневник». Мы выбираем женщин, но в конце, в грустном и неминуемом конце, оказывается, что нет, это нас выбрали. Хуже всего даже не абсолютное непонимание. И даже не желание понять. Понять можно всегда, даже проникнуться, впрыгнуть на миг в оставленную без присмотра чужую жабьячу шкурку. В какой-то миг мы настроены на разгадывание непостижимого и загадочного с первого взгляда, а в итоге оказывается, что в тот таинственный момент ее больше всего интересовал ее новый парик и не сбился ли он. Скажут – это же женщина. Улыбнуться. Почешут затылки. Мы даем им себя помучить, потерзать, поиздеваться. Это игра. Бесконечное беганье туда сюда. Деньги только тратим на проезд. Нам надо жить от них совершенно отдельно. Изредка делать набеги для удовлетворения своих и чужих сексуальных потребностей, просить разрешение на получасовое свидание с сыном или дочерью, посылать деньги, иногда цветы, делать необязательные телефонные звонки – но ни за какие коврижки не оставаться. Еще толком не зная, за что их можно полюбить, мы уже знаем наверняка, за что их можно ненавидеть.
13.11.01
Одну женщину я еще не видел, другая еще не проснулась, а я уже догадался, что нужно обоим. «This make or die». Как в песне. «Сделай это или умри». Одна приснилась, гасящей жуткий огонь, такая себе дева в прорезиненном пожарном костюме и с волосами, выбившимися из-под каски – почему-то с радостным лицом. Второй приснился я. «Ну-ка добрый молодец, вставь красавице конец…» И придётся вставить. А что делать? А если завтра война? «На его месте должен был оказаться я…» Не тем женщинам мы поем дионисовы дифирамбы. Может в нас слишком много от Ницше? Поубавим, поубавим прыть. И как только ты думаешь, что всё, конец, аврал, они дают тебе такой ненужный проблеск надежды. Это какое-нибудь вполне невинное покраснение, или поза, или отогнутый пальчик… Был гроб, наглухо заколоченный добросовестным гробовщиком и был слой земли над ним, и был слой листьев над ним, и был слой снега над ним… В гробу я – мне уже начало становится удобно в нем – кости приспособились к дереву и они нежно прижались друг к другу. И тут вдруг кто-то начинает срывать крышку – неумело и по-женски. И как это я не услышал стука лопат о дерево? И как же они вообще смогли меня отыскать? Ведь прямо над гробом ни насыпи, ни креста, ни плиты, вообще ничего – как я и просил. По запаху нашли, ироды. Раскопали. Незнакомая женщина начинает поднимать меня. И какому дурню вздумалось похоронить меня в бабочке? Ну ладно и на том спасибо, хорошо, что не в спортивном костюме. Она осыпает поцелуями и орошает слезами те места, которые когда-то у меня назывались щеками, лбом, глазами, носом, ртом, подбородком, ушами… Она целует меня в зубы – все, что осталось во мне как от живого. Они крепки – в свое время попался хороший стоматолог. Слезы не задерживаются на лице или на том, во что оно сейчас превратилось. А скатываются в щели: глазные, носовые и ротовые. Помаду, кстати, могла бы и смыть прежде чем целовать. И даже если теперь ее вытереть – я все равно останусь с еле заметным розовым оттенком на лице или на том, во что оно сейчас превратилось. Что на это скажут мои соседи? И вообще они собираются меня обратно закапывать или нет? Мне уже становится холодно. Да и снег еще ко всему пошел. Что ж это она меня так сильно тянет – сейчас руки повырывает. А грудь-то, грудь, господи, сейчас вывалится. Ее грудь. Нет, не вывалится. Так нада. Пахнет сексом. Так это выходит, что она только что отзанималась. Вот блин. И к чему тогда весь этот цирк? Или не сексом пахнет. Тогда чем я чую? У меня же ведь нет носа. Может, вижу. Так ведь и глаз тоже нет. Слёзы льются сами. Женщина или девушка уже не плачет, а слезы все равно льются. Просто в ней плачет кто-то другой – тот справдешний и непонарошковый... Дочитал «Дневник» Анаис Нин. В общем и целом – мощно как для женщины. Особенно финал, там, где она описывает свои шестимесячные искусственные роды. Да в каких красках, боже, в каких красках. Ну, краска преимущественно одна – красная, что и понятно. Приведу пару строк: «Эти ноги я раскидывала для радости, и мёд наслаждения стекал по ним – теперь эти ноги корчатся от боли и кровь стекает по ним, а не мёд. Та же самая поза и так же проступает влага, но вот только не любить я готовлюсь, а умирать». Вот ведь как. Слишком правдоподобно, чтобы быть, слишком ошеломляюще, чтобы существовать. Как после сна Раскольникова – потрясает до самых глубин. Заражен психоанализом от Анаис. Снова женщины. Теперь Миллер. «Сексус»: «Только тогда мужчина начинает постигать глубину женской натуры, когда решается явно и недвусмысленно отдать ей свою душу». На что Анаис отвечает ему на страницах своего «Дневника»: «В своих книгах ты создаешь самого себя. В «Тропике Рака» ты был только членом и брюхом. В «Черной весне» у тебя появились глаза, сердце, уши, руки. Мало-помалу с каждой книгой ты будешь превращаться в полноценного человека, и лишь тогда ты сможешь написать о женщине, только тогда, не раньше». Была брошена фраза: «Я стараюсь и не обязательно, чтобы другие это чувствовали». Мои горящие щеки, что ли предмет ваших стараний, так? Интересно, что из этих стараний получится? Ничего, ибо, прежде всего и ради всего – сам процесс. Так что мы можем в итоге ничего и не дождаться. А я уже грешным делом набросил на нее простынку. Ну и зачем нам такие надежды, зачем? Женщина считает. Просто долго все это у нее получается. Хочет просчитать все до конца и не ошибиться. Все равно ошибиться. Даже если и просчитать абсолютно все – то, что нас устраивает сегодня, назавтра уже не годится ни к черту… Оказывается, я обидел человека. Завтра пойду извиняться. Попросил написать рецензию на свой «Империал». Не знаю, получится ли у нее. Как будет, так и будет. Подивимось. Но все-таки просчитывает она все слишком уж долго. Практики. А я о чём говорю? Она ошибётся в любом случае. Почему я в этом так уверен? Наперекор ей я не сделаю. Пусть это будет ее и только ее решение – если она вообще умеет принимать решения. За которое и будет потом единственно и нести ответственность. Я много ей рассказал о себе. Под предлогом того, что якобы она больше любит слушать, чем говорить, почти ничего про себя и не рассказала. Ставим пятерку. Я сам в себе не все понимаю – даже когда второй, третий раз прочту то, что написал, ломаю голову, что же я хотел этим сказать. Но даже для самого себя я все время оставляю халтурку для мозгов – ну и для других соответственно.
14.11.01
Опять борьба, причем вечная. Борьба с женщинами, за женщин, против женщин. Какими-то невероятными усилиями я держусь эту неделю. Был уговор с самим собой – месть, кровь и преисподняя. Как оказалось, не все так просто. Снова подкинули надежду – мой компас земной – как подачку для голодной собачки, еще и по головке погладили. Хватаюсь за соломинку, которая должна меня уволочь на дно окияна. Ну и что теперь прикажете делать с подкидышем? Согреть, накормить и приласкать? Может еще и воспитать? Неужели слишком много минусов. Нет, я знаю, они у нас имеются, некоторые даже сознательно хвалим иногда, когда особенно отличатся. Как я еще не умер, что же меня поддерживает на самом деле? Меня проверяют, наверное. Папочку завели, какие-то вырезки из памяти туда откладывают. Детским почерком написана на папке моя фамилия. Она пухлая, но пустая. Она не влазит ни на какие книжные полки, поэтому лежит все время на столе – дабы маячить перед глазами. Бумажки-обрывочки такие из школьных тетрадей в косую линейку туда бросаются. На них иероглифы, знаки препинания, заглавные и прописные буквы русского и латинского алфавитов, плюсы, минусы, кавычки – просто ребус какой-то к разгадке. Бери и мучайся, называется. Да, действительно – «это сильнее меня». Даже сейчас, когда все кажется еще более запутанным и туманным чем прежде, даже сейчас у меня больше сил и смелости, чтобы прыгнуть с девятого этажа. Я чувствую, нет, не чувствую. Я догадываюсь, сколько будет писаться обещанная рецензия. И что же там будет написано? Знамо что. Такая же ересь, как и само произведение. Даже хуже, ведь впечатление от прочитанного всегда глубже. Я даже знаю, какими словами она будет написана. И это называется - я стараюсь. Новое определение этого слова. Так, что мы имеем по Далю с этим словом: стараться – тщиться, усердствовать, прилежать, силиться, стремиться, усильно трудиться, заботиться, хлопотать, делать со рвением, усердно, прилагать все средства. Вот что это!!! Было ли что-нибудь из этого сделано? Ничего!!! Женский вариант. Стараться так, чтобы никто не увидел. Нам надо догадаться – по закрытым глазам и открытым ртам, по количеству расстегнутых пуговок и по зловредности улыбки.
15.11.01
Прилив жертвенных и не по сезону теплых чувств. Практически кострища. В таких случаях целуются женские пятки, массируются ягодицы, чуть ли не засос с проглотом. Стоит произойти какому-то маленькому событию – скажем повышению температуры – и все. Неприступные на первый взгляд бастионы дают трещины, и кирпичи сами начинают вываливаться из стен. Может спасти какая-нибудь смоктулька, а может и не спасти. И все-таки я думаю, что слишком строго к ним нельзя относиться. Они же слабее нас. Хоть и кажутся иногда сильнее. Когда ноги не дышат из-за синтетических носков, это тоже плохо – прерывается связь с землей-матушкой. И почему мы любим издеваться над теми, кто реально слабее нас и мы это знаем? Это от нашей слабости, выдаваемой за сильность. И все-таки, пока я ничего не понимаю. Силюсь понять, но все равно возвращаюсь к одному и тому же месту. Что же женщина хочет? Или она просто ждет, когда от нее что-то захотят или ее захотят. Так хотим же – прямым текстом и большими буквами. Как говорит одна знакомая другой моей знакомой: «Лучше сделать и потом жалеть, чем не сделать и потом тоже жалеть». Больше в этом женского, я думаю. Любимый человек заболевает – это плохо. Это стало ясно вчера, это подтвердилось сегодня. Мне предоставляется почетное право отвезти ее домой сегодня вечером после работы. Прежде я хотел завести обширную беседу с самим собой о любви к моим любимым. Сейчас не знаю. Чувства более заботливые, чем любвеобильные... Через какое-то время. Мощная врезка из «Сексуса»: «Ей нужны были коленки, на которых можно сидеть в полумраке, мужской член, таинственно проникающий в нее, невнятные слова, бормотания, в которых спрятаны ее запретные, невыразимые желания». Я чувствую, что, наверное, уже хочу поцеловать ее. В губы, конечно, куда же еще. Ну, есть места, есть. Нежно без засоса, без проглота. Чтобы на губах осталось ничем не смываемое ощущение беспризорной безнаказанности. Она попробовала за мной поухаживать. Даже положила мне в чай полторы ложечки сахару, еле дрожащей рукой. Да, она готова к поцелую и давно. А я готов? Сегодня она говорила больше, чем слушала. Это хорошо. Это она, прежде всего, для себя говорит – пусть спустит малёха. Ей есть еще о чем мне и только мне сказать. Остается только ждать. Ей становится легче. А то, что ей тяжело, я вижу. Уже смирилась с мыслью, что надо без лишних вопросов принимать то, что дают. «Самоубийство отложим назавтра». Есть ради кого жить. Как в «Дон Жуан де Марко»: «Ради чего стоит жить и ради чего стоит умереть». Ради одного и того же, догадываетесь? Продумываю не мучительно варианты. Побольше спонтанности, незапланированности, импровизации, наскоков и перескоков. И чистой воды. И только не надо, чтоб что-то приснилось – только все испортится, неправильно подумается, неверно истолкуется. И больше ничего. Переписал в прошлом дне уже лишние 10 минут. Следующий день уже имеем.
16.11.01
Вдруг тишина. Я выключил комп и музыку. И что же мне не хватает в этой жизни? Давеча я думал о предательстве. Низком предательстве, со спины, ножичек от друга под левую лопатку, как и полагается. И от кого же я жду его? Неужели? Навряд ли. А впрочем, чем черт не шутит. А он не шутит – в игры дьявольские с нами играет, играючись нами же. Она стесняется прямо глядеть мне в глаза, а я нет, не стесняюсь. Для этого необходим определенный запас смелости. Я не знаю, что будет завтра, доживу ли до завтра и выстою ли в завтрашнем дне. И как интересно люди умирают во сне? И как я иногда завидую дворникам. Пришел, подмел и ушел. Беззаботная профессия – пусть меня научат. Всё-таки не спать две ночи из-за моего произведения – это вам не х.. собачий. Извините, что так грубо и откровенно. Утро. Второй снег и разбитость полная и не подлежащая восстановлению. Я приготовился к серьезному разговору. Что я буду говорить?.. Чем больше я общаюсь с человеком и узнаю о нём, тем больше мне хочется снова встречаться и общаться. «Чем больше я знаю, тем больше я не знаю». Чем больше я узнаю о себе через общение с другими, тем большее становиться непонятным и запутанным. Отчего так? Как же долго я жил без общения, без всепожирающего общения – с открытым ртом, с глазами полными восторга и изумления, когда каждая лицевая пора готова впитать все, что будет сказано. Не дать себе засохнуть. Ненасытность и ненажерливість в каждом движении и взгляде. Мой жук-точильщик подтачивает меня изнутри. Наполовину я, реально труха. И что же я собираюсь сказать первому моему любимому человеку? То, что время от времени мне нужна встряска? Не поверит, не искренне. То, что мне иногда нужно общаться с другими людьми? Где-то более интересными и просто другими. Опять не поверит. Как же это выглядит на этот раз? Мы, наверное, скоро все умрем – потому, как не понимаем друг друга ни на грамм. Заживо в адском пламени сгорим. И почему меня уже не трогают женские слезы? Сохранить трогательность и потрогательность отношений. Это как? Ёптиль (ёлки-палки) – «послушай, всё в твоих руках. И даже я». Я думаю, что мне будет отказано в доступе к телу – к тому, к другому телу. К таким, на самом деле, важным для меня прослушиваниям. Жаль и зря. Не тем женщинам мы пытаемся петь дионисовы дифирамбы. И я убедился в этом сегодня. Не надо было фотографий. Но, в сущности, не в фотках и дело – они просто как масло в огне. Борьба, борьба и еще раз борьба. Как ни крути, она красива в своей неискренности. И такое уж у нее явное стремление сначала узнать все обо мне, а о себе только начинает заговаривать, а потом обрывается на самом неинтересном месте. Это даже не некрасиво. Да, она абсолютно меня не видит. После этого можно, куда подальше засунуть свою женскую интуицию. Она ничего не стоила, по крайней мере, сегодня. Я открыт как никогда – этого даже никто и не заметил. Всё так глупо и неискренне. Да, неискренность – девиз прошедшего вечера. А всё началось с Анастасии и пробитого колеса. Потом отказанный бильярд, отказ в одном клубе, потом в другом и в итоге маемо тот же кафе-бар и неприлично громко смеющуюся барышню по соседству… В конце концов, она заметила как у меня поменялось настроение. Сегодня я узнал некоторые неприятные моменты в ней, о которых конечно никогда себе не скажу – свеча, что ли горела слишком ярко. Господи, ну почему же все так получается? Просто у нее там барьер, через который никому не заглянуть – она и сама боится нуда заглядывать. И нахрена спрашивается? Она не смогла или не захотела сегодня рассмотреть моей искренности – наверное, я слишком переменчив и народ от этого пут(г)ается. Ну, ёлы-палы, ведь все же ясно как божий день. Остается надеяться на одно, что она возненавидит меня за мои неочищенные откровения из дневника. И все равно ничего не поймет. Она практик, но слов ей не хватает нужных. Она, вероятно, думает, что я буду биться за нее до последней капли крови. То, что разглядел сегодня – действительно сильно подействовало на меня. Да. Мне определенно не хватает предательства и надеюсь, что вскорости я его получу. Оно мне сейчас так нужно – як ніколи. Женщина просто как на раскладке, я думал, что буду долго ее читать, а проглотил в один момент и косточки сплюнул. Ценности и принципы – ничего не стоящие, даже в женском применении. Я даже с себя не буду сегодняшнюю грязь смывать – нахер надо. Одно слово – fuck. Или – ups. В таком упадническом настроении даже ничего и вытянуть из себя не могу. Она ничего не прочувствовала - что, неужели все в таком запустении? Могла бы и извинительный SMS отправить. Так нет же – не ждите батенька. Да, не тем женщинам мы поем дионисовы дифирамбы. С такой атрофированностью ей трудно будет идти по жизни. Понапридумывала под себя защитных рефлексов и теперь вся в блоках. Она просто не догадывается, что я от нее хочу – хотя я был сегодня раскрытой книжкой, инструкцией по применению. И к моим немногочисленным вылазкам относится очень осторожно. Она всё равно ничего не поймет из дневника, а запутается только окончательно. Я опережаю её на два шага как минимум. Только два шага – а я уже далеко впереди в желтой майке лидера. Со своей ср… интуицией – все равно не поймет. Продолжение следует...
© Woldemar 12-16.11.2001 All rights reserved.
Новое слово: пузямистость. Пятый месяц… И это ж надо такому случиться? Я даже еще не начал читать ему Миллера. Генри Миллера. Ему или ей? Не важно. А вы думали сказочки там какие-нибудь, duck-tales. Миллер и только Миллер. Ему должно понравиться. Опять ему. Смирился что ли с мыслью? Хотя мысль была с точностью до наоборот. Просто думаю наоборот, чтобы получилось то, что надо. А что надо? Уверен, что надо именно это? Позади жуткий трехмесячный токсикоз, во время которого мне и самому иногда хотелось сходить и порыгать на пару. Зато сейчас изжога – значит с волосами. Почему меня так трогают женские слезы? Каждый раз, точнее после каждого раза, говоришь себе, что это в последний раз и снова все по новой. Цепляние за утраченную сексуальность. И даже Дуня – такая проверенная и безотказная – и та не у дел. «Поздно, о чем-то думать слишком поздно – тебе я чую, нужен воздух…» Вторые сутки хожу как ошпаренный пэсык – щеки горят. Неужто кто обсуждает? Не верю – кому я нах…р сдался. «Не отпускай меня – вдруг кто увидит». Картина перед глазами – рождение ребенка. Но ребенок не плачет, он живой, он просто не плачет. Взъерошенные волосы и приподнятые бровки – видно, что у него есть какая-то мысль, просто сказать он пока не может. И мы даем ему ручку и бумагу. Дальше все несколько размывается. В смысле – картина… Творожная запеканка с яблочным джемом на основе манки и чайная ложечка, пахнущая луком. Возможно ли такое? Одно в другом – ложечка в запеканке. «Ломай мои пальцы, целуй мою кожу…». То, как и каких женщин мы любим, просто разрывает на части. Они говорят или думают или хотят сказать и все-таки передумывают. «Я хотела стать женщиной, рожденной не из ребра Адама без его ведома, а созданной им самим по его замыслу, образу и подобию потому, что ему потребовалось моё существование». Анаис Нин «Дневник». Мы выбираем женщин, но в конце, в грустном и неминуемом конце, оказывается, что нет, это нас выбрали. Хуже всего даже не абсолютное непонимание. И даже не желание понять. Понять можно всегда, даже проникнуться, впрыгнуть на миг в оставленную без присмотра чужую жабьячу шкурку. В какой-то миг мы настроены на разгадывание непостижимого и загадочного с первого взгляда, а в итоге оказывается, что в тот таинственный момент ее больше всего интересовал ее новый парик и не сбился ли он. Скажут – это же женщина. Улыбнуться. Почешут затылки. Мы даем им себя помучить, потерзать, поиздеваться. Это игра. Бесконечное беганье туда сюда. Деньги только тратим на проезд. Нам надо жить от них совершенно отдельно. Изредка делать набеги для удовлетворения своих и чужих сексуальных потребностей, просить разрешение на получасовое свидание с сыном или дочерью, посылать деньги, иногда цветы, делать необязательные телефонные звонки – но ни за какие коврижки не оставаться. Еще толком не зная, за что их можно полюбить, мы уже знаем наверняка, за что их можно ненавидеть.
13.11.01
Одну женщину я еще не видел, другая еще не проснулась, а я уже догадался, что нужно обоим. «This make or die». Как в песне. «Сделай это или умри». Одна приснилась, гасящей жуткий огонь, такая себе дева в прорезиненном пожарном костюме и с волосами, выбившимися из-под каски – почему-то с радостным лицом. Второй приснился я. «Ну-ка добрый молодец, вставь красавице конец…» И придётся вставить. А что делать? А если завтра война? «На его месте должен был оказаться я…» Не тем женщинам мы поем дионисовы дифирамбы. Может в нас слишком много от Ницше? Поубавим, поубавим прыть. И как только ты думаешь, что всё, конец, аврал, они дают тебе такой ненужный проблеск надежды. Это какое-нибудь вполне невинное покраснение, или поза, или отогнутый пальчик… Был гроб, наглухо заколоченный добросовестным гробовщиком и был слой земли над ним, и был слой листьев над ним, и был слой снега над ним… В гробу я – мне уже начало становится удобно в нем – кости приспособились к дереву и они нежно прижались друг к другу. И тут вдруг кто-то начинает срывать крышку – неумело и по-женски. И как это я не услышал стука лопат о дерево? И как же они вообще смогли меня отыскать? Ведь прямо над гробом ни насыпи, ни креста, ни плиты, вообще ничего – как я и просил. По запаху нашли, ироды. Раскопали. Незнакомая женщина начинает поднимать меня. И какому дурню вздумалось похоронить меня в бабочке? Ну ладно и на том спасибо, хорошо, что не в спортивном костюме. Она осыпает поцелуями и орошает слезами те места, которые когда-то у меня назывались щеками, лбом, глазами, носом, ртом, подбородком, ушами… Она целует меня в зубы – все, что осталось во мне как от живого. Они крепки – в свое время попался хороший стоматолог. Слезы не задерживаются на лице или на том, во что оно сейчас превратилось. А скатываются в щели: глазные, носовые и ротовые. Помаду, кстати, могла бы и смыть прежде чем целовать. И даже если теперь ее вытереть – я все равно останусь с еле заметным розовым оттенком на лице или на том, во что оно сейчас превратилось. Что на это скажут мои соседи? И вообще они собираются меня обратно закапывать или нет? Мне уже становится холодно. Да и снег еще ко всему пошел. Что ж это она меня так сильно тянет – сейчас руки повырывает. А грудь-то, грудь, господи, сейчас вывалится. Ее грудь. Нет, не вывалится. Так нада. Пахнет сексом. Так это выходит, что она только что отзанималась. Вот блин. И к чему тогда весь этот цирк? Или не сексом пахнет. Тогда чем я чую? У меня же ведь нет носа. Может, вижу. Так ведь и глаз тоже нет. Слёзы льются сами. Женщина или девушка уже не плачет, а слезы все равно льются. Просто в ней плачет кто-то другой – тот справдешний и непонарошковый... Дочитал «Дневник» Анаис Нин. В общем и целом – мощно как для женщины. Особенно финал, там, где она описывает свои шестимесячные искусственные роды. Да в каких красках, боже, в каких красках. Ну, краска преимущественно одна – красная, что и понятно. Приведу пару строк: «Эти ноги я раскидывала для радости, и мёд наслаждения стекал по ним – теперь эти ноги корчатся от боли и кровь стекает по ним, а не мёд. Та же самая поза и так же проступает влага, но вот только не любить я готовлюсь, а умирать». Вот ведь как. Слишком правдоподобно, чтобы быть, слишком ошеломляюще, чтобы существовать. Как после сна Раскольникова – потрясает до самых глубин. Заражен психоанализом от Анаис. Снова женщины. Теперь Миллер. «Сексус»: «Только тогда мужчина начинает постигать глубину женской натуры, когда решается явно и недвусмысленно отдать ей свою душу». На что Анаис отвечает ему на страницах своего «Дневника»: «В своих книгах ты создаешь самого себя. В «Тропике Рака» ты был только членом и брюхом. В «Черной весне» у тебя появились глаза, сердце, уши, руки. Мало-помалу с каждой книгой ты будешь превращаться в полноценного человека, и лишь тогда ты сможешь написать о женщине, только тогда, не раньше». Была брошена фраза: «Я стараюсь и не обязательно, чтобы другие это чувствовали». Мои горящие щеки, что ли предмет ваших стараний, так? Интересно, что из этих стараний получится? Ничего, ибо, прежде всего и ради всего – сам процесс. Так что мы можем в итоге ничего и не дождаться. А я уже грешным делом набросил на нее простынку. Ну и зачем нам такие надежды, зачем? Женщина считает. Просто долго все это у нее получается. Хочет просчитать все до конца и не ошибиться. Все равно ошибиться. Даже если и просчитать абсолютно все – то, что нас устраивает сегодня, назавтра уже не годится ни к черту… Оказывается, я обидел человека. Завтра пойду извиняться. Попросил написать рецензию на свой «Империал». Не знаю, получится ли у нее. Как будет, так и будет. Подивимось. Но все-таки просчитывает она все слишком уж долго. Практики. А я о чём говорю? Она ошибётся в любом случае. Почему я в этом так уверен? Наперекор ей я не сделаю. Пусть это будет ее и только ее решение – если она вообще умеет принимать решения. За которое и будет потом единственно и нести ответственность. Я много ей рассказал о себе. Под предлогом того, что якобы она больше любит слушать, чем говорить, почти ничего про себя и не рассказала. Ставим пятерку. Я сам в себе не все понимаю – даже когда второй, третий раз прочту то, что написал, ломаю голову, что же я хотел этим сказать. Но даже для самого себя я все время оставляю халтурку для мозгов – ну и для других соответственно.
14.11.01
Опять борьба, причем вечная. Борьба с женщинами, за женщин, против женщин. Какими-то невероятными усилиями я держусь эту неделю. Был уговор с самим собой – месть, кровь и преисподняя. Как оказалось, не все так просто. Снова подкинули надежду – мой компас земной – как подачку для голодной собачки, еще и по головке погладили. Хватаюсь за соломинку, которая должна меня уволочь на дно окияна. Ну и что теперь прикажете делать с подкидышем? Согреть, накормить и приласкать? Может еще и воспитать? Неужели слишком много минусов. Нет, я знаю, они у нас имеются, некоторые даже сознательно хвалим иногда, когда особенно отличатся. Как я еще не умер, что же меня поддерживает на самом деле? Меня проверяют, наверное. Папочку завели, какие-то вырезки из памяти туда откладывают. Детским почерком написана на папке моя фамилия. Она пухлая, но пустая. Она не влазит ни на какие книжные полки, поэтому лежит все время на столе – дабы маячить перед глазами. Бумажки-обрывочки такие из школьных тетрадей в косую линейку туда бросаются. На них иероглифы, знаки препинания, заглавные и прописные буквы русского и латинского алфавитов, плюсы, минусы, кавычки – просто ребус какой-то к разгадке. Бери и мучайся, называется. Да, действительно – «это сильнее меня». Даже сейчас, когда все кажется еще более запутанным и туманным чем прежде, даже сейчас у меня больше сил и смелости, чтобы прыгнуть с девятого этажа. Я чувствую, нет, не чувствую. Я догадываюсь, сколько будет писаться обещанная рецензия. И что же там будет написано? Знамо что. Такая же ересь, как и само произведение. Даже хуже, ведь впечатление от прочитанного всегда глубже. Я даже знаю, какими словами она будет написана. И это называется - я стараюсь. Новое определение этого слова. Так, что мы имеем по Далю с этим словом: стараться – тщиться, усердствовать, прилежать, силиться, стремиться, усильно трудиться, заботиться, хлопотать, делать со рвением, усердно, прилагать все средства. Вот что это!!! Было ли что-нибудь из этого сделано? Ничего!!! Женский вариант. Стараться так, чтобы никто не увидел. Нам надо догадаться – по закрытым глазам и открытым ртам, по количеству расстегнутых пуговок и по зловредности улыбки.
15.11.01
Прилив жертвенных и не по сезону теплых чувств. Практически кострища. В таких случаях целуются женские пятки, массируются ягодицы, чуть ли не засос с проглотом. Стоит произойти какому-то маленькому событию – скажем повышению температуры – и все. Неприступные на первый взгляд бастионы дают трещины, и кирпичи сами начинают вываливаться из стен. Может спасти какая-нибудь смоктулька, а может и не спасти. И все-таки я думаю, что слишком строго к ним нельзя относиться. Они же слабее нас. Хоть и кажутся иногда сильнее. Когда ноги не дышат из-за синтетических носков, это тоже плохо – прерывается связь с землей-матушкой. И почему мы любим издеваться над теми, кто реально слабее нас и мы это знаем? Это от нашей слабости, выдаваемой за сильность. И все-таки, пока я ничего не понимаю. Силюсь понять, но все равно возвращаюсь к одному и тому же месту. Что же женщина хочет? Или она просто ждет, когда от нее что-то захотят или ее захотят. Так хотим же – прямым текстом и большими буквами. Как говорит одна знакомая другой моей знакомой: «Лучше сделать и потом жалеть, чем не сделать и потом тоже жалеть». Больше в этом женского, я думаю. Любимый человек заболевает – это плохо. Это стало ясно вчера, это подтвердилось сегодня. Мне предоставляется почетное право отвезти ее домой сегодня вечером после работы. Прежде я хотел завести обширную беседу с самим собой о любви к моим любимым. Сейчас не знаю. Чувства более заботливые, чем любвеобильные... Через какое-то время. Мощная врезка из «Сексуса»: «Ей нужны были коленки, на которых можно сидеть в полумраке, мужской член, таинственно проникающий в нее, невнятные слова, бормотания, в которых спрятаны ее запретные, невыразимые желания». Я чувствую, что, наверное, уже хочу поцеловать ее. В губы, конечно, куда же еще. Ну, есть места, есть. Нежно без засоса, без проглота. Чтобы на губах осталось ничем не смываемое ощущение беспризорной безнаказанности. Она попробовала за мной поухаживать. Даже положила мне в чай полторы ложечки сахару, еле дрожащей рукой. Да, она готова к поцелую и давно. А я готов? Сегодня она говорила больше, чем слушала. Это хорошо. Это она, прежде всего, для себя говорит – пусть спустит малёха. Ей есть еще о чем мне и только мне сказать. Остается только ждать. Ей становится легче. А то, что ей тяжело, я вижу. Уже смирилась с мыслью, что надо без лишних вопросов принимать то, что дают. «Самоубийство отложим назавтра». Есть ради кого жить. Как в «Дон Жуан де Марко»: «Ради чего стоит жить и ради чего стоит умереть». Ради одного и того же, догадываетесь? Продумываю не мучительно варианты. Побольше спонтанности, незапланированности, импровизации, наскоков и перескоков. И чистой воды. И только не надо, чтоб что-то приснилось – только все испортится, неправильно подумается, неверно истолкуется. И больше ничего. Переписал в прошлом дне уже лишние 10 минут. Следующий день уже имеем.
16.11.01
Вдруг тишина. Я выключил комп и музыку. И что же мне не хватает в этой жизни? Давеча я думал о предательстве. Низком предательстве, со спины, ножичек от друга под левую лопатку, как и полагается. И от кого же я жду его? Неужели? Навряд ли. А впрочем, чем черт не шутит. А он не шутит – в игры дьявольские с нами играет, играючись нами же. Она стесняется прямо глядеть мне в глаза, а я нет, не стесняюсь. Для этого необходим определенный запас смелости. Я не знаю, что будет завтра, доживу ли до завтра и выстою ли в завтрашнем дне. И как интересно люди умирают во сне? И как я иногда завидую дворникам. Пришел, подмел и ушел. Беззаботная профессия – пусть меня научат. Всё-таки не спать две ночи из-за моего произведения – это вам не х.. собачий. Извините, что так грубо и откровенно. Утро. Второй снег и разбитость полная и не подлежащая восстановлению. Я приготовился к серьезному разговору. Что я буду говорить?.. Чем больше я общаюсь с человеком и узнаю о нём, тем больше мне хочется снова встречаться и общаться. «Чем больше я знаю, тем больше я не знаю». Чем больше я узнаю о себе через общение с другими, тем большее становиться непонятным и запутанным. Отчего так? Как же долго я жил без общения, без всепожирающего общения – с открытым ртом, с глазами полными восторга и изумления, когда каждая лицевая пора готова впитать все, что будет сказано. Не дать себе засохнуть. Ненасытность и ненажерливість в каждом движении и взгляде. Мой жук-точильщик подтачивает меня изнутри. Наполовину я, реально труха. И что же я собираюсь сказать первому моему любимому человеку? То, что время от времени мне нужна встряска? Не поверит, не искренне. То, что мне иногда нужно общаться с другими людьми? Где-то более интересными и просто другими. Опять не поверит. Как же это выглядит на этот раз? Мы, наверное, скоро все умрем – потому, как не понимаем друг друга ни на грамм. Заживо в адском пламени сгорим. И почему меня уже не трогают женские слезы? Сохранить трогательность и потрогательность отношений. Это как? Ёптиль (ёлки-палки) – «послушай, всё в твоих руках. И даже я». Я думаю, что мне будет отказано в доступе к телу – к тому, к другому телу. К таким, на самом деле, важным для меня прослушиваниям. Жаль и зря. Не тем женщинам мы пытаемся петь дионисовы дифирамбы. И я убедился в этом сегодня. Не надо было фотографий. Но, в сущности, не в фотках и дело – они просто как масло в огне. Борьба, борьба и еще раз борьба. Как ни крути, она красива в своей неискренности. И такое уж у нее явное стремление сначала узнать все обо мне, а о себе только начинает заговаривать, а потом обрывается на самом неинтересном месте. Это даже не некрасиво. Да, она абсолютно меня не видит. После этого можно, куда подальше засунуть свою женскую интуицию. Она ничего не стоила, по крайней мере, сегодня. Я открыт как никогда – этого даже никто и не заметил. Всё так глупо и неискренне. Да, неискренность – девиз прошедшего вечера. А всё началось с Анастасии и пробитого колеса. Потом отказанный бильярд, отказ в одном клубе, потом в другом и в итоге маемо тот же кафе-бар и неприлично громко смеющуюся барышню по соседству… В конце концов, она заметила как у меня поменялось настроение. Сегодня я узнал некоторые неприятные моменты в ней, о которых конечно никогда себе не скажу – свеча, что ли горела слишком ярко. Господи, ну почему же все так получается? Просто у нее там барьер, через который никому не заглянуть – она и сама боится нуда заглядывать. И нахрена спрашивается? Она не смогла или не захотела сегодня рассмотреть моей искренности – наверное, я слишком переменчив и народ от этого пут(г)ается. Ну, ёлы-палы, ведь все же ясно как божий день. Остается надеяться на одно, что она возненавидит меня за мои неочищенные откровения из дневника. И все равно ничего не поймет. Она практик, но слов ей не хватает нужных. Она, вероятно, думает, что я буду биться за нее до последней капли крови. То, что разглядел сегодня – действительно сильно подействовало на меня. Да. Мне определенно не хватает предательства и надеюсь, что вскорости я его получу. Оно мне сейчас так нужно – як ніколи. Женщина просто как на раскладке, я думал, что буду долго ее читать, а проглотил в один момент и косточки сплюнул. Ценности и принципы – ничего не стоящие, даже в женском применении. Я даже с себя не буду сегодняшнюю грязь смывать – нахер надо. Одно слово – fuck. Или – ups. В таком упадническом настроении даже ничего и вытянуть из себя не могу. Она ничего не прочувствовала - что, неужели все в таком запустении? Могла бы и извинительный SMS отправить. Так нет же – не ждите батенька. Да, не тем женщинам мы поем дионисовы дифирамбы. С такой атрофированностью ей трудно будет идти по жизни. Понапридумывала под себя защитных рефлексов и теперь вся в блоках. Она просто не догадывается, что я от нее хочу – хотя я был сегодня раскрытой книжкой, инструкцией по применению. И к моим немногочисленным вылазкам относится очень осторожно. Она всё равно ничего не поймет из дневника, а запутается только окончательно. Я опережаю её на два шага как минимум. Только два шага – а я уже далеко впереди в желтой майке лидера. Со своей ср… интуицией – все равно не поймет. Продолжение следует...
© Woldemar 12-16.11.2001 All rights reserved.
Комментариев нет:
Отправить комментарий