"Брызнул семенем и отвалил"

11-12.12.01

Позвонила знакомая. Точнее я позвонил. Напросилась приехать на Новый год. Классически соврала. История такова. Типа та пара, с которой они должны были встречать новый год, чуть ли не разводится (намек на нас). Мол, муж сказал, что хочет встречать новый год с другой женщиной, и вообще, почему я его должен встречать с вами, так мы с ними поссорились и вот мы как у разбитого корыта, и некуда нам бедным податься, так можно мы приедем к вам? Какова чертовка? Они приставлены к нам боженькой для того, чтобы присматривать за нами. Но задумывалось сначала всё не так. Или он всё перепутал или его науськивала та, что стояла за его спиной. Брызнул семенем и отвалил. Всё. Нет, не всё. Сначала надо попробовать пожить с ней и увидеть магическую силу быта. Быт и она, быт и ее мама, быт и собаки ее мамы, быт и ее сын. И так лет 7-8 и только тогда принимать решение, никак не раньше. Женщины правят миром. <…> Человек не прошедший face-контроля говорит о женщинах: «Меня окружают одни суки: жена, две дочери, собака и попугай». Чувство приедаемости и перегораемости. Человек прекрасно понимает и отдает себе отчет в том, что больше в жизни у него такого не будет, чтобы так полюбить, надо обладать совсем особенным даром – даром отдавать и взамен не получать ничего вовсе. Еда, прогазовка после которой, уже не приводит в прежний восторг. Это как? А вы говорите – обуй, одень и накорми. Жесткая позиция. До того жесткая, что скоро на бастионах начнут цвести фиалки и нас отыщут по запаху. Так как там насчет тела? Что бывает, когда что-то долго ищешь и вдруг находишь? А что бывает, когда что-то найдя, то, что необходимо, не находишь того, без чего первое и не нужно? Насколько я могу что-то видеть и замечать, никто еще ни о чем не догадывается. Догадается ли вообще. Так, теперь поменьше болтать. Не разговаривать вообще – возникнут подозрения. И снова – как там насчет тела? Оно вам еще нужно? Мне сейчас нужнее, поверьте мне на слово. Можно попользоваться, буквально на несколько минут. Мне хватит этого времени, просто я знаю места. Нет, не те, о которых вы подумали. У меня свои места, точнее они у вас, но вы им не уделяете того внимания, какое им уделяю я. Женщина вообще не способна так полюбить мужчину, как может мужчина ее полюбить. Они даже детей своих не любят – это просто инстинкт, и к мужчинам у них такое же чувство – материнский инстинкт. Недостаток, причём колоссальный, жертвенности мешает им любить так, как прописано в книжках и глазах величайших любовниц всех времен и народов. Пусть теперь кому-то другому будет так плохо, как было мне когда-то. Это еще одно подтверждение тому, что женщина не создана чтобы любить. Влюблять в себя и быть любимой – да, но только не любить, только не это, шеф, только не это. А почему ты так уверен, что не встретит она на своем жизненном пути человека, который сможет ее полюбить как ты или даже больше? <…> «Какая, в сущности, смешная вышла жизнь, хотя, что может быть красивее, чем сидеть на облаке и свесив ножки вниз, друг друга называть по имени». Стоило кое-чему произойти и… все. Все, когда-либо сомневающиеся и колеблющиеся по ту сторону баррикад. Свято что ли? А если нет? Такой мысли не допускаете? А попробовать допустить? Все в одном ряду с неприступными лицами и стиснутыми зубами, только играют желваками – стоят плечо к плечу, я бы даже сказал, щека к щеке – готовы разорвать на куски в любое время дня и ночи. И как же женский род меня сейчас возненавидел. Это что ли то предательство, о котором я так мечтал совсем еще недавно? Они забывают на секунду, на минуту, на вечность о своих извечных женских кознях и склоках, когда дело касается мужчин и предоставляется возможность отыграться и подержаться за горло. Тут они даже чихают одновременно и вместе ходят пописать, дабы не упал их никчемный боевой дух. <…> И что же мне остается делать с остатками разорванной любви? Жалко цветок. Его пересадили, за ним ухаживали, удобряли, поливали. Иногда мокрой тряпочкой протирали листья. А теперь взяли и сломали стебель – одним движением, сделали это неожиданно, он не ожидал этого, потому вовремя не успел сгруппироваться. Те люди, которые придумали правила по которым живет общество, давно умерли. Умерли даже те люди, которые были приставлены, чтобы ухаживать за ихними могилами и вот теперь там сплошь трава да покосившиеся кресты, а мы всё живем по их, с будуна написанным, правилам. Так, сверим с 1913 годом. Что имеем?.. Понимают ли, что когда я ухожу на кухню со своими мыслями и излагаю их там на бумаге, то это намного хуже, чем если бы я уходил к другой женщине – к ней, например. Нет. «Вы можете показать свою татуировку?» - «Да, конечно». Я снимаю штаны. «Вот, обратите внимание. Яйца. Вид сзади». – «А где же тату?» - «Тату в другом, более надежном месте». – «А зачем штаны снимали?» - «Это то, что я давно хотел сделать, и так получилось, что вы первые кто это увидел. Будете потом рассказывать другим и тем освободите меня от лишних и излишних демонстраций». Все, кого бы я не встретил на улице, в туалете, в метро, кто бы ни садился ко мне в машину, говорят одно и то же – не обижай ее. А я и не обижаю. И снова Генри «Нексус»: «Предположим, ты считаешь, что тебя можно только жалеть, и вдруг ты видишь: кто-то испытывает к тебе подлинное чувство, настоящую любовь – будет ли для тебя иметь значение пол этого человека, женат он или замужем, будет или нет? Я хочу знать, примешь ли ты смиренно это чувство? Или захочешь завладеть этим человеком? Превратить его в свою собственность? И что дает тебе право думать, что ты заслуживаешь любви? Или, более того, что тебя любят? А если все же любят, уверена ли ты, что способна ответить на чувство?»

17.12.01

Понедельник – как обычно. Хочу себе часы «Casio», кожаную филёночку от сглаза и пижаму – её верхнюю часть. Надо подсобирать деньжат – поскрести по сусекам, вытряхнуть из кармана последнюю мелочь и… и… и… Говорит человек: «Больше двух дней безвылазно я с ней находится не могу, мне надо посмотреть футбол - хотя бы второй тайм, послушать музыку – в одиночестве, выйти на улицу и выпить пивка, иначе просто труба и я начинаю трогаться мозгами и тут они заводят свою песню о серьезности наших отношений и о их возможной будущности. Говорят, говорят, а в конце вопрос: «А ты меня слушаешь?» Я отвечаю: «Да». Хотя повторить бы ничего не смог, если бы меня попросили об этом. Попросить-то хотят, но всегда, почему-то, в последний момент сжаливаются надо мной». Говорит другой человек: «Тебе надо будет привыкнуть к ее ребенку. Ты все время будешь знать, что это не твой ребенок. А это не легко. Не знаю, сможешь ли ты полюбить этого ребенка как своего собственного. Сомневаюсь, да и не надо. Полюби как сможешь». Но вернемся. Вы видели когда-нибудь как движется часовая стрелка. Надо, не моргая, смотреть на циферблат не менее минуты и вам покажется, что вы увидели ее скольжение. Это секунды, минуты и часы, проведенные вдали от, не взахлёб, так абы как, а не так, как хочется и чешется. И сколько мы вот так проводим времени за свою жизнь? Прилично. Снова пытаемся вернуться. Вас когда-нибудь целовали в лицо? В данной конкретной обстановке, женщина принимает удобную позу, а вы, подстраиваясь под данный изгиб ее тела, начинаете шептать ей на ухо всякую дребедень, но так, чтобы она ничего не разобрала, а было только щекотно. Потом, конечно, оказывается, что кое-что она все-таки разобрала. Вы теряетесь, но только на секунду. Словами этого не передать. Если бы чувства могли за нас говорить. Но чувства молчат, их работа чувствовать, а не говорить. И кто же тогда говорит за них? Как только мы это поймём, нам станет не интересно чувствовать. Я снова в клетке. И сколько я так выдержу? Три-четыре месяца? А что потом? Изредка меня выпускают на волю – погулять, пописать, ослабляют поводок, но не намного. А потом дергают с такой силой, что у меня на шее остаются незаживающие полоски, как после ударов кожаной плёткой. И думаю теперь я только или о своей ноющей шее, или об их ноющей спине, о перенесенном центре тяжести.

20.12.01

И вновь она обманута, она видит это, но ничего не предпринимает. Может ей так больше нравится? И сколько она думает, это может длиться? Еще раз – уже в который – убеждаюсь, что ложь им просто необходима, как воздух, как пища, как кров над головой. Она же чувствует мои прохладные – не холодные – прохладные прикосновения и поцелуи; чувствует мой член у себя внутри и говорит, что это божественно, хотя поверьте, божественного здесь меньше всего. Так может все-таки искусственные роды? Нет, нет и ещё раз нет!!! Ох уж эти мне их эмоции. Как раз сейчас мне больше всего и нужен этот плод любви и ненависти, заботы и мести, нежности и злости. Для чего нужен? Чтоб посмотреть, что из него получилось? Жестоко это с вашей стороны, молодой человек с наметившейся проседью. Ты просто понимаешь, что если сейчас избавиться от него, то это будет более кощунственно, чем, если потом обделять его каждым движением, вздохом, взглядом и прикосновением. Бедный малыш, он не заслужил всего этого. Он ругается и бьёт меня, когда я плохо себя веду. А это случается слишком часто, когда я обижаю его маму. Почему мы уже не понимаем друг друга так, как понимали когда-то давным давно? Или то было что-то другое? <…> И вот теперь, когда я вижу зверя в этих глазах напротив – преимущественно волка – мне становится страшно. Их ценности остались на прежнем уровне – это слишком сильно бросается мне в глаза, а я не могу так. Мои ценности, за то время, которым они не воспользовались и попросту разбазарили, изменились уже по несколько раз. Они плюхнулись с ног на голову, потом обратно, их занесло на повороте, занесло снегом, потом они проросли сквозь него, но тут же были вскоре затоптаны. Я вижу их тупое непонимание на их безликих без румянца лицах .И что с ними прикажете делать после этого? Самое лучшее для них же самим – это послать их всех интеллигентно на три буквы. Причем не каждого в отдельности, а собрать их всех вместе под каким-нибудь совершенно невинным и радостным предлогом и абсолютно доказательно и логически выложить им их же моральную для меня непригодность, ненужность и даже вредность. Представляю потом свой выдох облегчения. По-моему, постараться понять – даже не понять, а постараться – можно абсолютно всё и любого, даже самого последнего убийцу, насильника, растлителя, бомжа и мультимиллионера. Я даже не в этом списке и все равно меня не понимают. Почему? Разучились это делать? Наверное, от того так происходит, что мысли мои и идеи не провертелись в умах людей сотню лет, и поэтому не знают как к ним отнестись, будь оно всё неладно. Но ведь подобное сплошь и рядом у Миллера, Лимонова и иже им подобных. Что, не тех идолов я выбрал себе в наставники? Ведь это же моя жизнь, я у меня её начинают потихоньку тырить. Незаметно, тщательно прикрываясь опавшими листьями папоротника. Я это сам начинаю ощущать только в конце недели, когда подбиваю общий баланс и ощущаю на теле сочащиеся ранки с недостающими кусочками кожи. Почему думают, что имеют право на это? У них же есть своя жизнь, им что, мало? Сами жертвовать они не научились и не научатся никогда. Они чувствуют постоянно потребность отхватить от кого-то и отхватить посочнее. «Приказа верить в чудеса не поступало». Мы обое, как отжатые губки, лежим на некотором отдалении друг от друга, но вот только я лежу в эликсире энергии и силы и уже начинаю впитывать его, а она – на чистой и сухой поверхности и начинает высыхать.

21.12.01

Позвонил брателло. Я средний в семье. Старшая сестра – она главная, она всех учит и всех наставляет, к ней надо прислушиваться, когда она говорит, к ней надо повернуть голову; младшего брата все любят, заглядывают в рот и дружно смеются, когда он что-то наконец-то говорит. Что делать мне? И что же брателло хотел узнать? После того, как пресытились критикой, решили таки заглянуть в первоисточник. И эта шантрапа бродячая будет учить меня жить и приводить классические (!!!) примеры развития данной – моей ситуации. Он, видите ли видел, на протяжении шести лет работы на скорой помощи, кучу таких случаев и знает наверняка, ну скажем на процентов 75%, чем это кончается. А мне бы было достаточно и 1%. Даже много. Он не понял. Он говорит штампами общества, в котором живет и то, что ему нашептывают отовсюду. Из всего того, что я пытался вдолбить в его молодую, но уже изрядно поседевшую голову, большую часть он так и не понял – просто не пустил мои слова в ту область, которая ответственна, чтобы понять. Интересная постановка вопроса – я хочу узнать, что там у тебя происходит и как ты думаешь выгребать из этого дерьма. <…> Великие Предостерегатели, они даже как следует не прокашливаются, прежде чем снять трубку телефона и потом ихнее сердечное скрипение и словесная неотхарканность, заволакивает нам глаза. И откуда в них эта, непонятно откуда взявшаяся, уверенность и ясность ума? Они слепо бросаются за спасение чужой жизни, беря на себя слишком много. «Спасение утопающих – дело рук самих утопающих». Вы что забыли? Для них в свое время главное отметиться, а потом, по истечении 10-20-30 лет вымолвить: «А ты помнишь, ведь было время и я пытался тебя спасти?» Благодарствуем. Вы спасли остаток своих дней и теперь можете спать спокойно. Они думают, что взбаламутив воду сейчас, она и через какое-то время останется мутноватой. Наступает момент, на самом деле очень страшный момент, понимание которого приходит намного позже, когда понимаешь, что тебя уже не хотят понимать; момент, когда понимаешь, что у тебя уже не получается как раньше влюбить в себя, полюбить тебя безоглядно. Чистой влюбленной безоглядности нет и не будет больше никогда. А что же тогда это было? Кто знает. Тебя просто давным давно, как оказалось впоследствии, воспринимают совсем по-другому. И вновь бесконечные кружки чая, помогающие мне в правильном, в нужном только мне – назовите как хотите – порядке выстроить цепь моих умозаключений. Кто там у нас еще не отметился? <…> Ну-ну. В очередь, сукины дети. Душу я свою уже давно продал дьяволу или тому, кто должен был ее подхватить в период ее свободного падения. И я думаю, что это он оказался расторопнее и изворотливее всех – кто бы мог еще платить такие щедрые комиссионные как не он? Интересно, какую роль он мне заготовил, там глубоко у себя? И снова циферблат и убегающая секундная стрелка. «Я знаю три слова, три матерных слова, со знанием этим я вышел из дома…» И отчего же мы, точнее меня, перестали вмиг понимать так, как мне когда-то хотелось? А там ты уверен, что тебя поймут? Нет, не уверен. Лишь какое-то время. Лет 7-8. Пока я вновь не вырвусь вперед и всё не побросаю. И так до бесконечности, пока не сядут батарейки. В таких вопросах перед ними я – желторотый птенец, а они всегда одной ступенькой выше.<…>

22.12.01

Суббота. Ещё один херовейший день – даром, что не понедельник. «Я тебя ненавижу… я буду в синем, а ты будешь в красном, я прыгну с трамплина на зависть скуластый тебе, ты в море, я в небо, прости, не будем друзьями, так ненавидеть на само-то деле нельзя…» Я ненавижу этот день, я ненавижу <…> (который потом напьётся), я ненавижу этот снег, я ненавижу <…>, эту машину, этот привокзальный рынок, этот мобильный телефон, снова эту машину, эти порошки, зубную пасту и туалетную бумагу, эту администрацию рынка, эту свою злость… Такое впечатление, что она не только пальцев не хочет навстречу пошевелить, но и пукнуть по-людски против ветра не желает. Вот это да!!! Ну что ж, теперь мы обезьянки посидим и посмотрим, что будет происходить. Я скажу вам, что будет происходить – ровным счётом ничего. Я уже где-то, по-моему, говорил, что смысл некоторых вещей становится понятным лишь по истечении определенного промежутка времени. Додуматься и понять просто невозможно, просто надо прожить и потом так становится понятно, что аж противно. Она, наверное, думает, что я запер ее на пьедестал и лобызаю ей ноги, а она развалилась там на новом уголке, предварительно постелив бежевый линолеум и ждёт. Не дождетесь! <…>Я попросил встретится со мной в любое время между 9.00 и 14.00 – это мог быть час или даже полчаса. Она не захотела найти время. Она же прекрасно понимает, как мне тяжко теперь находить это время и зная это, она мучает меня под невиннейшим предлогом покупки линолеума и прочее. Я отправил SMS: «Неинтересно с тобой…» Тут же звонок, который я похерил. И всё. Тишина. Тишь да гладь. Вот они – женские потуги. Ну-ну, посмотрим. Теперь бойкот и самый жесткий. А за что прикажете - бороться и умирать? За это? Мою любовь даже принять нормально не могут. Никто ж и не просит что-то отдавать. Пока. Поймет ли она, что может потерять. Х.. (плохое слово из трех букв) там. В данном направлении она не привыкла мыслить, поэтому-то и ждать оттудова нечего. Я жёсток, я хладнокровен, я беспощаден и могуч и гоняю стаи туч. Я сниматель скальпов, я выжигатель на нежных женских плечах позорных клейм, я вампир, припадающий к ключице, я массажист, ломающий ребра движением двух пальцев. Будет больно, но вы же пришли к стоматологу, и значит заранее настроились на боль. Мы заглянем вам не только в рот, но и в душу. Теплится еще, теплится ваша никчемная душонка. Вновь, как какашки, всплывают давно понятые и доказанные самому себе вещи. Но сейчас они не просто всплывают, а выпрыгивают на поверхность воды, как будто там глубоко, их кто-то крепко держал. Кое-что повторяется, кое-что уже идет по третьему кругу, кое-чему уже начинаешь удивляться, от кое-чего начинаешь вскидывать брови, кое-что уже набило оскомину, на кое-что уже просто махнул рукой… Остается только одно – холодные пальцы и горячая шея. Приложиться один раз для профилактики. Речь идет, прежде всего, о заслуженности быть или не быть. «Купатися чи не купатися?» Вот после таких скабрезных моментов и выдаются такие проникновенные вещи. Что ждет меня завтра, если на ночь замочен горох для супчика, не догадываетесь? Ладно, спокойной ночи. Уже, собственно, сегодня. Продолжение следует…

© Woldemar 11.12-22.12.2001 All rights reserved